во сне она сказала, что люди спрашивают как дела, но о делах никто не говорит. а меня не покидало тревожное чувство, что если я заговорю, она меня не поймет. и каждый раз, когда я буду открывать рот, то она будет слышать только лишь непонятное шипение, как будто я говорю на парселтанге. поэтому я, превозмогая себя, делая просто какое-то невероятно тяжелое усилие, пыталась вспомнить как говорить по-русски. я подумала, что стоит сказать что-то по-настоящему важное, потому что второго шанса не будет. нужно донести до нее все сразу и так емко, как только возможно. поэтому я сказала, что люблю ее. я сказала это и поняла, что это не русский никакой, а немецкий. и мысли жужжат в моей голове как рой пчел.
она обняла меня, и даже во сне я почувствовала ее тепло. снова было начало 2000х, мои колени были разбиты, но сердце цело как никогда, над нами не возвышались уродливые многоэтажки, будущий кризис - лишь невнятные сполохи пламени вдалеке, вокруг много воздуха и много света. и мне так мало лет, но чувства, которые я испытываю, будут формировать меня, шлифовать и выдалбливать мой характер из куска мягкой меди, которой суждено раскалиться и стать черной, как уголь.
она обняла меня, и даже во сне я почувствовала ее тепло. снова было начало 2000х, мои колени были разбиты, но сердце цело как никогда, над нами не возвышались уродливые многоэтажки, будущий кризис - лишь невнятные сполохи пламени вдалеке, вокруг много воздуха и много света. и мне так мало лет, но чувства, которые я испытываю, будут формировать меня, шлифовать и выдалбливать мой характер из куска мягкой меди, которой суждено раскалиться и стать черной, как уголь.